стали повизгивать о том, что Ельцин не считается с советской властью в их лице.
Последнее было сущей правдой. Ведь введение института президентства, которое произошло еще при Горбачеве, и есть прямой отказ от советской власти. Ибо советская власть означает подчинение исполнительной власти выборным Советам, и если исполнительная власть — правительство или исполкомы на местах — делает не то, что нужно советской власти, то она, советская власть, их меняет и назначает других. А ежели она этого сделать не может, а при президентстве она этого сделать не может, то она не только не советская власть, но вообще не власть. А тогда чего с ней считаться? Так что тут Ельцин был кругом прав.
Но депутаты того Верховного Совета попались какие-то строптивые и, когда Ельцин по-хорошему предложил им выметаться, отказались подчиниться его указу. Они начали качать права и доказывать, что они тоже всенародно избранные, и потому разойтись не могут. Тогда Ельцин уже на практике стал доказывать депутатам, что реальной власти у него больше. Он дал команду заблокировать Дом Советов, в котором депутаты все еще законотворчествовали по инерции. Дом заблокировали, отключив воду, электроэнергию и телефоны и прекратив подвоз питания. Но оставив свободным выход. А так, что ж, депутаты, сидите, если нравится!
Но это уже перестало нравиться простому народу. Не потому, что
народ возлюбил депутатов, которые своей рукой подготовили ему капитализм, а потому, что у нас на Руси не любят, когда кого-нибудь обижают, а также наивно полагая, что Верховный Совет - это еще все-таки советская власть. И полезли люди защищать Белый дом. И автор этих строк тоже.
27 сентября вечером автор прибыл к Белому Дому отдежурить в нем ночь, потому что стало известно, что ночью ожидается штурм. Но оказалось, что к Белому Дому подойти нельзя, потому что все блокировано милицией. Милиция не сочувствовала президенту, но имела команду никого не пропускать. Поскольку ей, милиции, все это было не по душе, то на проникновение сквозь кор¬
234
дон всяких добровольцев она смотрела сквозь пальцы. Автор дождался, пока милиция в лице одного майора отвернулась и вместе со своим товарищем просочился. А там, в Белом доме, таких просочившихся уже было человек двести, расположившихся на полу вестибюля и выставивших наружу караулы.
Ночью нас по тревоге два раза поднимали, но тревоги были ложными. Однако часов в пять утра и в самом деле появился ОМОН, и стало ясно, что штурм вот-вот начнется. Поэтому мы в три шеренги выстроились против ОМОНа в твердой решимости лечь костьми, но ОМОН не пропустить.
Вас, дорогой читатель, никогда не благословляли православные попы на смерть? Не приходилось? А мне довелось. Два молоденьких попика ходили по рядам, крестили нас иконой и благословляли, выкрикивая «Смертию смерть поправ!». А на душе была такая тоска, которую я в жизни не испытывал. И я, атеист до мозга костей, этого не забуду никогда. Мы, человек сорок добровольцев, совершенно случайных людей, все безоружные, стояли против вооруженных молодцов- омоновцев и знали, что мы ляжем, но не уйдем. Остальные защитники стояли также в других местах. И так мы простояли против ОМОНа часов пять. ОМОН приходил, выстраивался против нас, потом уходил, а потом снова приходил. А часов в десять утра вдруг весь ОМОН снялся и уехал окончательно. И стало ясно, что штурм отменен. Тогда ушли и мы. А штурм состоялся только 4 октября, после того как накануне, 3 октября, блокада была прорвана большой толпой демонстрантов.
На 3 октября на Октябрьской (Калужской) площади был назначен митинг в поддержку депутатов Верховного Совета. Насколько я знаю, факт проведения митинга был согласован с властями. Но когда мы утром приехали на площадь, оказалось, что она оцеплена ОМОНом и на площадь пройти нельзя. В некоторой нерешительности мы протоптались с полчаса. Вдруг ОМОН расступился, и со всех сторон люди хлынули на площадь, а оттуда, ведомые какими-то незнакомыми людьми, вниз по Садовому кольцу и далее - к Белому дому, что никем раньше не планировалось. Никто не успел и опомниться, как оказалось, что все мчатся к Белому дому, по дороге прорывая шеренги ОМОНа, который как-то очень уж легко уступал дорогу.
Среди нас к Белому дому бежали какие-то странные люди, которых ни на каких митингах никто из нас не видел. Кто-то в руках держал милицейскую радиостанцию, на ходу с кем-то переговариваясь. Какой-то парень пытался запустить камнем в окно, но у него выбили этот камень из рук. Но всем было не до них, и только позже мы начали понимать, что вся эта акция была кем-то разработана, направлялась и контролировалась.
Вблизи Белого дома нас обстреляли, но стрельба шла поверху, никто не пострадал, а меня больше всего беспокоил вопрос, как бы
235
