А в других институтах, как мы слышали, студенты приходили к собранной и отлаженной схеме, снимали показания и управлялись в среднем за 2 часа. К сожалению, когда я через много лет посетил наш институт, то оказалось, что и в нем укоренилась такая же практика. Студентов стало гораздо больше, а качество подготовки соответственно ниже.
Мы регулярно выезжали на производственные практики. Как правило, парни устраивались тут же на работу техниками, девчонки - только некоторые. А летом у нас были еще и военные лагеря, без которых офицерское звание не присваивалось. Всем окончившим институт мужчинам нашего и последующих курсов было присвоено звание младших лейтенантов (до это присваивалось звание лейтенантов). Потом, уже после института, на переподготовке мне присвоили звание лейтенанта, и больше мне никто ничего не присваивал, так что до генерала я так и не дослужился.
* * *
После окончания института я получил направление на радиозавод в Воронеж. Полный решимости отдать все свои силы на пользу Родине, я решил сначала передохнуть, так как мне был положен месячный отпуск. Но мой умудренный жизнью старший двоюродный братец посоветовал мне съездить в Воронеж и на месте разведать, как меня там примут. Я приехал в Воронеж и пошел в местное отделение КГБ: надо было узнать, где этот самый завод, куда мне надо идти. Там повертели мое направление и сказали, что этот секретный завод находится недалеко, но надо ехать на трамвае до керосинки, а там пешком 50 метров, намекнув, чтобы я не болтал лишнего о местонахождении завода. В трамвае я спросил у пассажиров, где выходить, мне нужна керосинка. Все активно приняли участие в обсуждении, но оказалось, что этого никто не знает. Наконец одна бабуля догадалась.« Так это, наверное, не доходя до радиозавода!» - подумала она вслух. И все радостно с ней согласились. Да-да! Конечно, не доходя до радиозавода! Так что главной тайной был не завод, а керосинка.
В ворота завода ломилась толпа. Оказалось, что все хотят работать на заводе, но их не берут, потому что всех направляют на целину и прием закрыт. «А ты чего тут?» — спросили меня. «А я — молодой специалист, получил направление», — сообщил я. Вот счастливец, позавидовали мне все, и меня пропустили к директору.
Директор не выразил никакой радости по поводу моего появления.
— Ну что же! — вздохнул он. — Раз прислали, мы примем, конечно, и поселим вас в общежитии.
— А как же жена, она, между прочим, тоже инженер, — спросил я.
23
- А ваша жена нам не нужна, - сказал директор. — Можете снять квартиру, если у вас есть деньги. А жена ваша, может быть, тоже устроится куда-нибудь, но не к нам.
- А сколько вы будете мне платить? — поинтересовался я.
- Восемьсот рублей, — ответил директор.
- Так я же не смогу платить за квартиру! - сказал я.
- Не сможете, — сказал директор.
- Ну и что делать? - спросил я.
- А вы к нам не приезжайте, - посоветовал директор.
- А вы напишите на направлении, что я вам не нужен! — предложил я.
- Это с превеликим удовольствием! — сказал директор, тут же написал отказ и отпустил меня на все четыре стороны.
Я сдал отказ в Минрадиопром в отдел молодых специалистов. Там взялись за голову.
- Нам сейчас не нужны никакие специалисты, — пожаловались они мне. - Дан строгий приказ всех отправлять на целину. На вас этот приказ не распространяется, так как вы должны три года отработать по специальности. Но куда вас деть, мы не знаем. Нет ли у вас у самого каких-нибудь соображений?
Я сказал, что соображения есть. Моя жена окончила институт на год раньше меня, работает тут же в Москве на авиационном заводе, и Минавиапром согласен меня принять, и нас обоих устроить на работу, не в Москве, конечно, но тут недалеко, в Подберезье, как раз за километр от Москвы.
После некоторых колебаний Минрадиопром согласился и отпустил меня. И Минавиапром нас начал перераспределять в Подберезье.
Не приходилось ли вам, читатель, в юном инженерном возрасте оказаться безработным? Сейчас такая счастливая возможность представилась многим, но тогда я был, наверное, единст-венным в стране советским безработным. И хотя это счастье длилось всего полтора месяца, запомнил я его на всю жизнь.
Каждый день до 8 часов утра я должен был уйти из сатиного общежития, в которое в соседнюю комнату к парням с ее же завода она меня устроила, и вернуться мог только после 11 вечера, чтобы не попадаться на глаза коменданту — суровой бабе, строго следившей за порядком. В течение всего дня, а это был холодный промозглый март и начало апреля, я мог совершенно свободно гулять по Москве и заходить в любой магазин погреться. Денег не было, ел я только вечером у ребят, которые меня приютили. По-возможности меня подкармливала моя молодая супруга, но я старался ее не обременять, потому что она сама далеко не роскошествовала. И так полтора месяца.
Но вот нас наконец оформили, и мы поехали в Подберезье Калининской области на новое место работы.
24
