тил в своего командира чернильницей, а третий дал своему начальнику по морде за то, что тот непочтительно отозвался о его девушке, и т. д. Но здесь, на свободе качать права было не перед кем. Один из штрафников учил меня электротехнике по учебнику, за которым я съездил в библиотеку города Сасово за 40 километров.
Нами командовал капитан, с которым у всех сложились вполне нормальные отношения, хотя и без всякого панибратства. Нашей задачей было съездить два раза в день на студебеккерах в мордовский лес за 40 километров, нагрузить там машины дровами и затем разгрузить их на станции, что мы и делали вполне добросовестно. Для меня это было тяжеловато, так как дрова представляли собой бревна длиной по два метра и диаметром от 15 до 25 сантиметров. Погрузка заключалась в том, что надо было перекантовать бревно из делянки к машине, ставя его на попа, то есть беря его снизу, затем перехватывая на грудь и бросая его в направлении машины. А уж на машину его грузило несколько человек. Короче говоря, я надорвался, что и было определено по некоторым не литературным признакам. Тогда меня определили ночью дежурить на автостоянке, чтобы никто не увел машины, а днем дежурить на кухне, следя за раскладкой и поварами, тоже штрафниками, которые как раз к этому времени успели провороваться: они куда-то растранжирили мясные консервы, полученные на всю команду, это было обнаружено специальной комиссией.
Должен пояснить, поскольку не все это знают, что в армии существуют «мясные» дни, когда в супе должно иметься мясо, и существуют «постные» дни без мяса. Однажды, именно в «мясной» день, выяснилось, что консервы кончились и суп подан без мяса. Я всегда обедал вместе со своим взводом, все миски были наполнены, и тут кто- то обнаружил, что в супе мяса нет. Дежурного, то есть меня, послали к поварам за разъяснением. Повара сказали, что мяса нет, делайте что хотите. «Тогда мы не будем есть», - заявили все, и меня послали к капитану докладывать ситуацию. А у капитана сидел ревизор-майор, который только что обнаружил нехватку 300 кубометров дров на станции и разносил капитана за недогляд. Позже выяснилось, что наши шоферы, тоже штрафники, по дороге на станцию заворачивали в мордовские деревни и за умеренное количество продуктов сбрасывали им часть груза. Вот тут я и явился.
— Товарищ майор, — произнес я, — разрешите обратиться к товарищу капитану!
— Обращайтесь, — разрешил майор.
— Товарищ капитан, - доложил я. - Ребята прислали меня сказать вам, что они отказываются рубать!
— Что такое «рубать»? — спросил капитан.
— Отказываются есть, - пояснил я.
— Почему? — поинтересовался майор.
18
Я объяснил ситуацию.
— Я им сейчас все за шиворот вылью, - пообещал капитан, и мы с ним пошли в столовую. Там уже никого не было, все миски стояли пустые, кроме моей.
И тогда я был обвинен в организации «коллективки», то есть в организации срыва армейской дисциплины, что в армии карается сурово. Потом, когда я спросил ребят: «Как же так, вы меня заставили, а сами бросили», то они же мне и объяснили, что во всем я виноват сам, не надо было выполнять такие команды.
Этот случай меня многому научил. В любом коллективном мероприятии каждый должен отвечать за содеянное лично.
Я был отозван в училище, там меня осмотрели, выяснили, что ничего по медицине я не выдумал, поэтому в училище оставаться не могу, тем более, с такой подмоченной репутацией. И меня выгнали, вручив бесплатный билет до Ленинграда и одев в то дранье, в котором я прибыл в училище в теплом августе, хотя теперь, в декабре, на улице стоял мороз под 30 градусов.
Тогда я понял, что меня никто нигде не ждет, надо вернуться в спецшколу, поплакаться, может быть, оденут во что-нибудь, и я на перекладных, как всегда бесплатно, в тамбуре и на подножке (тогда они были у вагонов) из Тамбова поехал в Липецк, на станцию Свободный Сокол, где находилась спецшкола. В спецшколе ахнули, увидев своего отличника. Но покормили, разрешили побыть до 10 декабря (день образования спецшкол), а потом Василий Захарович Акимов, начальник спецшколы, дал указание на склад подобрать для меня все поношенное, но целое и крепкое, отпустил меня с богом, наказав впредь вести себя осмотрительнее. В этом спецовском обмундировании я проходил весь срок пребывания в институте и еще года два.
Из спецшколы я поехал в Ленинград по билету, который мне выдали в училище. В принципе, было все равно, куда ехать, потому что меня никто нигде не ждал. К отцу ехать не имело смысла, моя мачеха категорически не приветствовала бы мое появление. Надо было устраиваться самому, и я отправился в свой родной город Ленинград, решив как-нибудь пол года перекантоваться, а потом поступить в институт и жить, как все порядочные люди, в общежитии.
* * *
В Ленинграде, пройдясь по старым адресам, я обнаружил, что моя тетка, Вера Капитоновна, жива и здорова, только что вернулась из эвакуации, снова работает и бескорыстно опекает всяких проходимцев, вроде меня. У нее жила какая-то семья таких же бедолаг, к ней приходила знакомая студентка подкормиться, а тут я еще свалил¬
19
